Как только мушкетеры устроились за столом, трактирщик поставил перед ними полдюжины кувшинов, наполненных прохладным анжуйским.
– Умираю от жажды!
Воскликнул великан, схватив один из сосудов. Когда друзья прильнули к кружкам, Арамис острым проницательным взглядом окинул пространство захудалого трактира.
– Прошу простить меня господа, надеюсь, я не заставлю вас скучать, если отлучусь ненадолго.
Он поднялся, направившись к выходу, приказав жестом кабатчику следовать за ним, сумев, при этом, сохранить сие требование незаметным для товарищей. За то время, что отсутствовал Арамис, мушкетеры не обмолвились ни единым словом. Портос и д'Артаньян, лишь изредка, сочувственно поглядывали на графа, не поднимавшего головы, склоненной над столом. Немногим более, чем через четверть часа, появился господин д'Эрбле. Он уселся за стол, рядом с притихшим Портосом, что, скажем прямо, было не свойственно для великана, и, подняв вверх руку, подал знак трактирщику. В тот же миг, на столе появилось несколько оловянных блюд, наполненных овощами и зажаренными кусками домашней птицы. Портос повеселел, немедля схватив подрумяненную тушку перепелки, разорвав зубами её на две части. Прежде чем приступить к трапезе, буквально подавленный горем друга, д'Артаньян с участием обратился к графу.
– Атос, не следует так огорчаться. Лучше поешьте, вам ещё понадобятся силы, ещё ничего не потеряно.
– И с чего же это, позвольте осведомиться, вас посещают такие безоблачные умозаключения?
Юноша, очевидно в надежде на поддержку, взглянул на наполняющего кружки вином, равнодушного Арамиса, затем на Портоса, увлеченного гусиной шейкой, после чего, не отыскав ничего лучшего, воскликнул.
– Я уверен лишь в одном: если мы вместе, любые невзгоды нам нипочем, мы преодолеем любые трудности и одержим победу над всеми врагами!
С воодушевлением от собственных речей, гасконец понял кружку, но, не увидев поддержки, приуныл, выпив в одиночестве.
– Что ж, господа…
Со спокойствием, зачастую сопутствующим уверенности, произнес Арамис.
– …после всего сказанного, предлагаю поговорить о деле.
– А разве есть о чём говорить?
Впервые, за время разговора, граф поднял голову, метнув недобрый взгляд в обгладывающего перепелиную ножку Арамиса.
– Судите сами.
Невозмутимо вымолвил будущий аббат, сделав несколько глотков вина.
– Итак: виконтессу де Силлег из аббатства Мобюиссон, выкрал, всем известный, Одноногий Роже, со своими людьми. Основываясь на описания сестры Марты, я с уверенностью заключил, это именно он.
Атос с любопытством и надеждой взглянул на Арамиса.
– Прошу простить меня, милый друг…
Обратился невозмутимый д'Эрбле к гасконцу.
– … когда я сказал всем известный, я имел в виду лишь нас троих. Трех мушкетеров, испорченных, пусть редкими, но все же сношениями, с уличными бретерами, головорезами всех мастей, одним словом всеми теми, кто составляет цвет общества населяющего парижское дно. Тех, с кем порой, даже против собственной воли, приходиться иметь дело. С отребьем, к которому я, без зазрений совести, причисляю Одноногого Роже.
– Этот господин служит кардиналу?
Портос расхохотался, хлопнув юного шевалье по плечу, с присущей ему фамильярностью, которой он так кичился.
– Нет, мой юный друг, с таким мерзавцем даже наш кардинал не станет иметь дело!
– На сей раз, вы совершенно правы, Портос. Одноногий Роже – персона, которая всегда на стороне тех, кто платит звонкой монетой. Он не гнушается опускаться до низости, всегда берет то, что плохо лежит, а бьет преимущественно в спину. Это бесспорно отъявленный негодяй, но похищение особы дворянской крови, даже для него слишком опасное дело. Я полагаю, эту гнусость, он совершил по чьему-то приказу, и за немалое вознаграждение, не иначе.
Глаза Атоса, от ярости, налились кровью, сцепив зубы, он гневно прошипел:
– Это она, она, коварная Миледи.
Оставив без внимания вспышку гнева товарища, Арамис продолжил:
– Но это ещё не все …
На сей раз взгляды всех трех друзей, собрал утонченный д'Эрбле.
– С величайшим удовлетворением готов вам донести, что метр Кафруз, хозяин сего гостеприимного заведения, оказался человеком, обладающим великолепной памятью, и именно это обстоятельство позволило ему, сообщить одну, весьма немаловажную вещь.
Чувствуя все более нарастающее нетерпение, что отразилось на лицах тех, с кем разделял трапезу, Арамис позволил себе лишь улыбнуться.
– Да-да, именно отменная память. Так вот, не далее, чем во вторник, то есть именно три дня тому, у двери таверны папаши Кафруза, остановился экипаж…
Мушкетер сделал многозначительную паузу.
– Карета была точь-в-точь похожа на ту, которую наблюдала у ворот Мобюиссона сестра Марта. Вероятнее всего, экипаж не сделал бы остановки, если бы ни одно весьма существенное обстоятельство…
Портос вытер рукавом взмокший лоб, не переставая жевать.
– одна из лошадей, запряженных в карету, расковалась. Появившись в таверне, господин на одной ноге, с лиловым, словно епископская мантия лицом, справился у трактирщика, где можно найти кузнеца, после чего трое мужчин и девушка…
Арамис устремил многозначительный взор на побледневшего графа.
– в монашеском одеянии, заперлись наверху, в снятой ими комнате. Неприветливые гости потребовали, чтобы милейший метр Кафруз, доставил снедь и вино в номер, и не показывались из комнаты, до тех пор, пока принесшая их карета не была готова к вояжу.
– Всё это, черт возьми, прекрасно! Но куда они отправились после?!