– Ты Эсташ, словно одинокое дерево, на равнине, притягивающее к себе молнию.
Проворчала она, очевидно, без труда разгадав причину, которая заставила её мужа привезти в их дом, молодую особу, как, несомненно, и любого другого, кому бы требовалась помощь.
– Не ворчи старая сквалыга, лучше принеси напиться с дороги, мне и нашей гостье. Да распрягай поскорее кормильцев наших, да отведи их в конюшню, да напои свежей водой.
На сей раз беспрекословно, старуха спустилась в сумрачное чрево погреба, откуда, вскоре, появилась с большим запотевшим глиняным кувшином. Наполнив две керамические кружки прохладным сидром, она поднесла, одну из них мужу, другую гостье. Под пристальным взглядом нормандки, Инесс, сделав всего несколько глотков кисло-сладкого пойла, вернула посудину хозяйке, поблагодарив за угощение. Что же до Бельморшана, то он, жадно, большими глотками, прикончив уже вторую кружку, тайком, с интересом, наблюдал за безмолвным знакомством женщин.
– Не судите строго, Ваша Милость…
Обратился старик к несколько смущенной приемом виконтессе.
– …в наших краях столь редко встречаются приезжие, что женщинам, живущим здесь с рождения, и никогда не бывавшим за пределами Виллервиля, кажется, что они единственные на земле, оттого так сух и нерадушен их прием. Но дайте срок, за те несколько дней, которые вы проведете в нашем скромном жилище, моя Фантина так привыкнет к вам и вашему сыночку, что не пожелает отпускать.
Он рассмеялся тем тихим заразительным смехом, коим наделены все добрые и скромные люди. Оставив без внимания колкость мужа, старуха, поставив кувшин на деревянный табурет, направилась к дому, что-то ворча себе под нос и вытирая на ходу руки о холщевый передник.
– Женщина, которую Господь лишил счастья воспитывать собственных внуков, видит их в каждом ребенке, встретившимся на её жизненном пути.
С привкусом глубокой горечи произнес Бельморшан, глядя в след жене. Но слова старика нормандца, на сей раз, не достигли слуха виконтессы, так как на крыльце рыбацкой хижины появился тот, кто вызвал острый, неподдельный интерес мадам де Лангр. Рослый стройный молодой мужчина, вышедший из лачуги, как только услышал голос хозяина жилища, был хорош собой. Белая рубаха, с глубоким вырезом, облегала его широкие плечи, а зауженные замшевые кюлоты, едва прикрывавшие колени, позволяли взгляду коснуться стальных икр, стянутых желтыми шелковыми чулками. Черные, довольно длинные волосы, незнакомца, развивались на ветру, отчасти закрывая его лицо, что не помешало девушке, разглядеть миловидные черты, как и удивление, водрузившееся на челе молодого человека.
Собрав волосы и стянув их на затылке шелковой лентой, дворянин, о котором Инессе, во время пути поведал дядюшка Бельморшан, неспешно направился к повозке, на которой восседала особа, своим появлением вызвавшая столь острый интерес у незнакомца. Сие обстоятельство, является вполне объяснимым, так как бедствие, кои претерпевают даже незнакомые люди, если не сближает, то, несомненно, проявляется любопытством. Тем более у тех, чьё происхождение подвергает порицанию добровольное пребывание сих персон, в столь неподходящем, для людей второго сословия, месте.
В большей мере именно эти, вышеперечисленные, причины, заставили сего блестящего кавалера проявить осторожную заинтересованность к нежданной гостье, оказавшейся юной и весьма привлекательной особой. Приблизившись к повозке, откуда с высоты передка, с не меньшим любопытством, чем он сам, за ним наблюдала девушка, дворянин произнес:
– Мадам, не сочтите за дерзость, но лишь исключительные обстоятельства, в коих, к слову, прибываю и я лично, позволяют мне, обратиться к вам, не будучи представленным.
Виконтесса, не в силах скрыть на лице расположения, благосклонно кивнула.
– Разрешите представиться, барон д'Анж, из Прованса.
Старик Бельморшан, заметив неудобства испытываемые девушкой, принял у неё спящего ребенка, а барон (к слову, наш старый знакомый), предложив руку, помог спуститься с крутого облучка.
– Инесс Виоланта де Лангр, виконтесса де Шампо.
Приосанившись, гордо вскинув подбородок, произнесла девушка.
– Мадам одна из фрейлин Её Величества?!
Явно, опережая рассудительность, что было не свойственно для него, проронил барон, уже через мгновенье, пожалев о содеянном.
– О, месье, да вы прекрасно осведомлены!
Она пристально, с некоторым подозрением, поглядела на молодого дворянина.
– Но мне, так же, ваше лицо кажется знакомым, не могла ли я видеть вас ранее, например, при Дворе Его Величества Людовика французского?
– Нет, что вы мадам, если бы я ранее имел счастье увидеть такую женщину как вы, я не смог бы забыть её никогда. К тому же, моя осведомленность, имеет место лишь благодаря дружбе с некоторыми господами из свиты Его Высочества, графа де Суассона.
Инесс вздрогнула, что не осталось незамеченным для проницательного д'Анжа, намеренно упомянувшего имя того, кто, по слухам, в судьбе виконтессы сыграл отнюдь не последнюю роль, что позволило ему выудить желаемый результат собственного расчета, позволявший удостовериться в том, что девушка именно та, за кого себя выдает. «А щенок и вправду Бурбон, если виконтесса так встревожилась при упоминании о месье де Суассоне. Значит, в кулуарах Лувра, среди множества нелепых сплетен, можно услышать и правдивые сведения. Что ж, любопытный пасьянс может разложиться, имей я в рукаве карту с изображением принца крови, даже если он бастард» – пронеслось в голове барона, как только он лишился сомнений в отношении малыша Шарля и его матери.