– Месье, я хочу пригласить вас к Матери настоятельнице для конфиденциального разговора.
Понурив голову, произнесла она.
– Для разговора? Ну, что ж, если это необходимо, извольте.
Вымолвил мушкетер, с подозрением вглядываясь в мертвецки бледное лицо напуганной служительницы Господа.
– А, что это сестра у вас столь печальный вид? Что-то случилось? И где позвольте осведомиться моя племянница, почему меня не встречает?
Граф наморщил лоб, как будто догадался о чем-то страшном, о чем даже не решался подумать.
– Эй! Постойте! Что происходит?! Немедленно отвечайте, где Беатрис?! Что с ней?!
– Не стоит шуметь, месье. Извольте пройти к Матери настоятельнице, она всё объяснит.
Нервно потирая ладони, пролепетала цистерцианка, стараясь не смотреть в глаза мушкетеру.
– Да к дьяволу вашу аббатису!
Монахиня вздрогнула.
– Где! Где моя девочка?! Что с ней?! Отвечайте, пока я не разнес ваш проклятый монастырь!
– Не нужно так кричать, месье. Случилось горе. Вашу племянницу похитили.
Тихо произнесла она, понурив голову. Глядя на Атоса, могло сложиться впечатления, что ему на голову выплеснули ведро ледяной воды. Он замер в оцепенении, уставившись на цистерцианку, остекленевшим взглядом.
– Но как? Кто? Как это могло случиться?
Прошептал он. Монахиня, лишь пожала плечами.
– Когда это произошло?
На сей раз, совсем тихо произнес граф.
– Три дня тому.
Закрыв лицо ладонями, Атос взревел, словно раненный зверь. Монахиня участливо протянула к нему руку, желая дотронуться до сгорающего от ярости и бессилия дворянина, но, не решившись, лишь робко спросила:
– Вам нехорошо, месье?
Мушкетер медленно опустил обессилевшие руки, взглянув на цистерцианку покрасневшими, влажными глазами. В его взгляде было что-то от затравленного раненного хищника, готового совершить отчаянный бросок, нанести смертельный удар, быть может, последний в своей жизни. Монахиня в ужасе отшатнулась и чтобы не упасть, сделав несколько шагов, попятилась к воротам. Атос медленно огляделся, будто пытаясь понять, где он находится. Затем молниеносно вскочил в седло.
– Эй, Атос, куда же вы!?
Воскликнул изумленный д'Артаньян. Но Атос даже не взглянул на него, лишь крикнув на скаку, вонзив шпоры в бока рысаку.
– Не ищите меня! Дождитесь Арамиса и Портоса! Встретимся в Париже!
Гасконец проводил недоумевающим взглядом скрывшегося в клубах пыли всадника. В этот миг, вернулись Арамис и Потртос.
– Ну, что ж, господа, мы с Портосом заслужили бургундское.
Сияя лучезарной улыбкой, заявил Арамис. Но, как только шевалье увидел озадаченного д'Артаньяна и испуганных монахинь, радость мгновенно улетучилась с его вылощенного лица, и он встревожено произнес:
– Что здесь происходит? Где Атос?
Ещё, казалось, не до конца осознав случившегося, пожав плечами, юный мушкетер, с сильным гасконским акцентом, особо проявлявшимся в минуты волнения, невнятно промолвил:
– Видите ли, господа, мадемуазель де Силлег, виконтесса де Монтрей, похищена.
Он, будто не понимая сам, о чем говорит, уставился на явившихся друзей, изумленно добавив.
– Сам же, граф, отправился в Париж.
– Как похищена?! Кто посмел?!
Очнувшись от обескуражившей его новости, заорал Портос. Сморщившись от звуков, извергающихся из латной глотки великана, Арамис обернулся к товарищу, спокойно обратившись к схватившемуся за эфес верзиле, напоминающему воинственного Марса, сошедшего с одного из полотен, древних мастеров.
– Да погодите вы, Портос! Не следует так кричать! Вы распугаете милых сестер, разогнав вашими варварскими возгласами тех единственных, кто, быть может, в силах нам хоть что-то разъяснить, а значит помочь.
Как обиженный ребенок, которого за шалости лишили сладкого, глядел с высоты своего исполинского Фредериксборгского рысака раздосадованный Портос, по милости Арамиса не получивший возможности, продемонстрировать окружающим ту неуемную браваду, которая так ласкала самолюбие великана. Пока исполин вдоволь лакал из чаши уныния, д'Артаньян шепотом, вкратце рассказал о том, что произошло в их отсутствие у ворот монастыря.
– Что ж, давайте по порядку.
Тяжело вздохнув, вымолвил будущий аббат. Спрыгнув с лошади он, подкрутив ус, не глядя на Портоса, обратился именно к нему.
– Портос, прошу вас, не шуметь и ни во что не вмешиваться.
С этими словами, под глупым взглядом, хлопавшего глазами, исполина, он подошел к внимательно наблюдавшими за дворянами цистерцианкам. Сняв шляпу, Арамис перекрестился на шпиль монастырской церкви, виднвшийся в проеме ворот, затем изобразив на лице улыбку исполненную кротостью, поклонился монахиням. Его пылающий взор опытного и искусного обольстителя, доселе неведомый молодой монахине, посветившей себя с детских лет служению Господу, обжег страстью, завуалированной под благость, девушку, облаченную в грубую нелепую рясу.
– Сестра моя, как ваше имя? Как вы позволите называть себя, скромному слуге Господа?
Вкрадчиво, растягивая слова, пропел мушкетер, олицетворявший саму галантность. Неугомонный Портос хмыкнув, нагнул голову, спрятав улыбку под широкими полями шляпы. Образ, неотразимого кавалера, очевидно, вверг в смятение молоденькую цистерцианку, робко, едва слышно ответившую:
– Сестра Марта.
– Прелестно, клянусь честью, просто прелестно, дитя мое. Тогда разрешите и мне назвать своё имя.
Под блеском откровенных, бесцеремонно оценивающих девичьи прелести, глаз мушкетера, сестра Марта, почувствовала себя весьма неловко, как вдруг напористость и безудержная страсть дворянина в одночасье испарилась, и во взоре шевалье проявились благочестие и сдержанность.