Черный граф - Страница 32

– Монсеньор, мы знакомы с Луи, простите, с шевалье де Ро, что называется всю жизнь! Это не просто дружба! Это если угодно…ну, как объяснить? А Луи …Луи, это…

Эмоции захлестнули Гийома, смешав в голове все мысли, и лишив, на какой-то миг, внятности изложения. В его памяти пронеслись согревающие душу воспоминания о проведенных вместе годах, о детских шалостях, о провинциальных баталиях в родном Анжу, где плечом к плечу, с Констаном, Бертраном, Жилем и Луи, они отстаивали свои наивные, исполненные юношеского максимализма взгляды, и получали первые уроки жизни, а с ними воинские трофеи, в виде ссадин царапин и шрамов.

Ришелье, не получивший ответа на поставленный вопрос, впрочем, вполне удовлетворенный красноречивой реакцией прямодушного шевалье, проливающей свет на его искренне дружеское отношение к покойному, и являющееся, несомненно, более весомым признанием, чем любые слова, обратился к рассудительному де Сигиньяку.

– Виконт, вы не могли бы высказать менее пылкое мнение, и оттого, более вразумительное, которое удовлетворило бы меня, впрочем, как и всех собравшихся?

Не отрывая взгляда от де Сигиньяка, кардинал указал на стоящих у стола дворян.

– Ваше Преосвященство, шевалье де База, несомненно, прав, мы действительно знаем друг друга с самого детства. Нас было пятеро, пятеро друзей, которые проводили вместе всё свободное время, не давали друг друга в обиду, стоя до последнего один за одного, деля все горести и радости поровну. Де Ро – больше чем друг, он наша семья.

Заложив руки за спину, кардинал медленно подошел к окну.

– Пятеро. И кто же остальные двое?

Жиль глубоко вздохнул.

– Это погибший от испанской пули, сержант гвардии Вашего Преосвященства, шевалье де Самойль, и, слава Всевышнему, ныне здравствующий, помощник интенданта провинции Анжу, Бертран Бруно Мари Жозеф де Невиль, барон де Некруассон.

– Что ж, вполне приличная компания. Преданность месье Некруассона, как и погибшего де Самойля, не вызывают сомнений. Продолжайте виконт.

– Монсеньор, могу лишь добавить к сказанному, что ни я, ни месье де База, не допускаем мысли о том, что шевалье де Ро мог оказаться тем, за чьи поступки нам было бы стыдно. Уверяем вас, он до последнего мгновения жизни был предан французской короне, Вашему Преосвященству и нашей дружбе.

Во время признания анжуйца, Ришелье с умилением наблюдал за упомянутым котом, закончившим туалет и собирающимся отойти ко сну. С неохотой оторвав взгляд от тешившего душу питомца, кардинал вновь сделался серьезным, и мрачным, но, не давая воли чувствам, он с мягкостью, даже некоторой вкрадчивостью, задал, пожалуй, самый каверзный вопрос.

– Тогда потрудитесь ответить, господа, как могло попасть в квартиру месье де Ро, вот это письмо?

Он кивнул господину де Бутилье.

– Мы нашли его на улице Шкатулки, в комнате, где был обнаружен труп, господина де Ро. Месье Бутилье, сделайте одолжение, прочтите послание.

Сюринтендант, извлек из кожаной папки мятый лист бумаги, и, уставившись в него, приосанившись, произнес:

– Господин де Ро, я благодарю вас за ценные сведения, которые вы с похвальным постоянством предоставляете нам. Посылаю полагающуюся вам награду, обещанные пятьсот пистолей, с надеждой на то, что вы и в последствии, не оставите нас, без вашего участия. С уважением, С.Ж.

Окончание текста, Бутилье отметил кивком головы, обращенным к кардиналу.

– Кроме литер, начертанных вместо подписи, на бумаге наблюдается герб, в виде четырех мечей примыкающих остриями один к другому, образуя крест.

Бутилье продемонстрировал описанный им символ, начертанный под строками, на листе бумаги.

Во время того как сюринтендант декламировал, Ришелье тайком наблюдал за выражением лиц анжуйцев, а когда тот закончил, задал вопрос.

– Вам известен автор, сего послания?

Взгляды дворян лучше всяких слов, демонстрировали полное недоумение.

– Быть может вы, где-нибудь встречали этот герб?

Сигиньяк, удостоверившись в том, что его товарищу, как и ему самому, неизвестно ничего из предоставленного сюринтендантом, промолвил:

– Простите монсеньор, я отважусь говорить за нас обоих.

Ришелье едва заметно кивнул.

– Нам с шевалье, к великому сожалению, неизвестно ровным счетом ничего, из того, что могло бы вас заинтересовать.

Заложив руки за спину, кардинал в задумчивости подошел к огромному книжному шкафу, и, как будто узрев на полке нечто важное, коснулся золоченых корешков нескольких книг. Тонкие пальцы герцога извлекли из ровного ряда старинных изданий томик Плутарха, зачем-то поменяв местами описания древнего грека с «Германией» Корнелия Тацита, будто восстановив тем единственно верный, неизменный порядок, абсолютную последовательность, известную лишь одному ему, что, скорее всего, вносило ясность и порядок в цепь логических построений Первого министра. Казалось, оставшись более чем удовлетворенным подобной перестановкой, Ришелье вернул своё внимание анжуйцам. Его прищуренный взгляд, молниеносный, несущий неотвратимую угрозу, будто ядовитая змея, впился в юных дворян.

– Но преданность это не честь, господа, поэтому имеет границы.

Кардинал не сводил глаз с анжуйцев.

– Здесь идет речь не просто о предательстве, здесь веет государственной изменой, посему вынужден ещё раз задать тот же вопрос,…но предупреждаю, одно неверное слово может стоить вам головы.

Ришелье чеканил каждое слово, будто желая впечатать его в мозг молодых людей, таким образом, намереваясь, лишний раз довести до них серьезность предстоящего решения.